14.11.2024

«Вот же угораздило так глупо упасть»: отрывок из метафоричного романа «Птица» Ольги Власенко

«Вот же угораздило так глупо упасть»: отрывок из метафоричного романа «Птица» Ольги Власенко
27.10.2024 08:59

В издательстве «Альпина» выходит книга Ольги Власенко «Птица» — young adult роман о студенте со странным именем, с которым после травмы начинает твориться что‑то странное. Загадочные сны, зуд между лопаток, тщетные попытки понять, кто он и откуда. Эти попытки в итоге приводят к жизненной развилке, где сделать выбор практически невозможно. Публикуем отрывок романа, который понравится отнюдь не только молодым взрослым.

Птица с трудом выволок себя из кровати и, накинув на плечи одеяло без пододеяльника, поплелся на кухню в попытках продраться через эту мысль. Родители. Он как будто снова шарахался по библиотеке памяти, безуспешно пытаясь найти семейный фотоальбом. На автомате он поставил чайник на конфорку, та пискнула синим газовым огоньком, тут же облизывая дно чайника с остатками вчерашней воды в нем. В мысленной библиотеке Птица наконец-то дотянулся до слишком высоко стоящего родительского альбома и открыл его. Пустые страницы издевательски всколыхнули воздух, выдыхая Птице в лицо книжной пылью. Его сердце потяжелело. Он не помнил ничего о своих родителях. Он отошел от плиты и бессильной, ничего не понимающей лужицей стек на табуретку. Одеяло спало с его плеч, он крепко прижал ладонь к бешено стучащему сердцу. Оно никак не замедлялось, не останавливалось, и ему стало казаться, что в легких резко закончился воздух. Кошка страха снова топталась по его внутренностям, на этот раз пытаясь поточить когти о его легкие, которые норовили лопнуть, как хлипкий воздушный шар. Птице вдруг стало тесно в собственной коже, а одеяло, болтающееся где-то на уровне его локтей, камнем потяжелело и придавило его к табуретке.

Вынырнуть в материальную реальность, если он как без году дипломированный философ вообще мог ее так назвать, ему помог свисток бурлящего чайника. «Это точно сотрясение, — отстраненно решил он, заваривая дешевый растворимый кофе в сколотой на ободке икеевской кружке. — Я просто узнаю у Ильи про родителей. И заодно попрошу сходить со мной в травмпункт, да. Лишним не будет».

Опомнившись, что заварил кофе раньше, чем умылся и почистил зубы, он выругался вполголоса и, оставив дымящуюся кружку, пошел восстанавливать свой утренний ритуал в правильном порядке, чтобы хоть как-то умерить тревожность.

Синее пятно на скуле было великолепно — чернильная лужица из кабинета психотерапевта, в которой он видел грозовое облако. Птица бессильно состроил клоунскую рожицу своему отражению в зеркале и потыкал синяк пальцем. Каждый тычок болью отдавался в его затылке, а по телу проносились мурашки. «Почему я просто не мог заткнуться, господи, — в очередной раз задавался он вопросом и тут же колко сам себе отвечал: — Потому что у тебя язык без костей. Вот и мучайся теперь».

Плебейский завтрак, как его называл Птица, состоящий из растворимого кофе и бутерброда с плавленым сыром, он прожевал на автопилоте. Вся дорога до универа прошла в таком же состоянии. Птица усиленно старался ни о чем не думать, чтобы не перенапрягать свою прилично стукнутую голову. Не хватало еще словить очередной непонятный припадок в заполненном утреннем автобусе или на пешеходном переходе напротив университетского кампуса в районе Старой Басманной.

<...>

— Птица, есть дело.

Решительный тон друга не сулил ничего хорошего, но Птица был даже рад такому Илье и его постоянной уверенности. Для Птицы Илья всегда был надежной опорой в жизни. Он всегда был готов помочь, подсказать и выручить из неловких социальных ситуаций. Илья твердо разбил их философический кружок и потянул за собой Птицу, отводя в сторону. Лиза окинула их странным взглядом, но быстро вклинилась в стоящую рядом компанию их однокурсниц — те бесконечно обсуждали Платона и высшую математику, которую точно впихнули в программу курса только для того, чтобы испортить им жизнь.

Илья завел Птицу за гранитную колонну, которая подпирала нависающий объем здания кампуса, и только тогда остановился. Толкнув Птицу к колонне, Илья пристально вгляделся в его лицо.

— Что такое? Ты очень бледный. Может, надо было еще вчера в травмпункт завалиться? — спросил он, хмуря брови.

Птица замялся, повел плечами, но все же решил ответить. Все-таки он сам хотел просить помощи у Ильи.

— Да я... Что-то мне нехорошо было ночью. Накрыло хрен знает с чего, опять эти кошмары дурацкие, — поморщился он, чувствуя себя неприятно беспомощным. — И я...

Он замолчал, прикусив губу, не зная, как лучше сказать, и поднял глаза на Илью, останавливая свое внимание на коротком, но широком шраме, разделяющем его правую бровь на две неравные части. Илья поддерживающе сжал его плечо, терпеливо ожидая ответа.

— Я не могу вспомнить родителей, — тихо сказал он, снова опуская глаза.

— Что? — не понял Илья.

— Я родителей не смог вспомнить. И я не помню, когда снял квартиру, в которой живу. Мне кажется, я ударился вчера, — сказал Птица громче. — Я не нашел в телефоне номеров мамы и папы. Может, залагало? Сделай что-нибудь.

Он закопошился в карманах джинсовки, доставая телефон и пытаясь сунуть его в руки странно замолчавшему Илье. Птица все еще не смотрел ему в глаза, в висках у него снова начинало гудеть.

— Сходи со мной к врачу, пожалуйста, — попросил он. — Илья?

В одной руке Птица все еще держал моргающий уведомлениями телефон, другой ухватился за рукав Ильи, поднялся на ступеньку выше и заглянул в лицо друга. Тот все еще хмурился, удерживая Птицу на одном месте. Он перевел взгляд с синюшной скулы Птицы на телефон в его руках и покачал головой — как будто сам себе.

— Илья? — еще раз дернул его Птица. — Ты чего?

— Птица, — наконец ответил тот, смотря ему прямо в глаза. — Не помню, чтоб ты хоть раз упоминал родителей.

Птица шарахнулся от него в сторону одним слитным движением, непонимающе вытаращив глаза. Но он должен же был что-то говорить о родителях! У него внутри свернулось смутное беспокойство, глаза застелило ватой облаков. Он попятился, стараясь не споткнуться на ступеньках за колонной. Илья все еще смотрел в его сторону, озадаченный и потерянный.

«Мне нехорошо, мне нехорошо», — рефреном проносилось у Птицы в голове. Он тонул в шуме галдящих студентов около кампуса, апрельское небо над его головой снова наливалось предчувствием скорого дождя. Вдруг Птица все же споткнулся о трещину в асфальте около серо-бетонной цветочной клумбы с расцветающими на ней фиолетовыми анемонами и чуть не упал, но такого нарушения общего галдежа хватило, чтобы распугать голубиную стаю, которую постоянно подкармливали около здания. Стая резко взмыла одним большим массивом, зашелестела десятками блестящих перьев, раздраженно закурлыкала и пронеслась прямо над Птицей, задевая его крыльями. Он судорожно попытался прикрыть руками макушку, пригнулся и отчего-то зажмурился.

Птице казалось, что всю дорогу до Покровки он бежал: так сильно кололо в боку, когда он наконец опустился на массивную лавку в знакомом дворе. В небе прогремело. Птица поднял глаза, напряженно всматриваясь в тучи. Его охватила паника — совсем как ночью, и он бы начал задыхаться, если бы не отвлекся на проходившую мимо знакомую фигуру.

— Простите! — крикнул он вслед девушке, с которой вчерашним вечером необдуманно поделился своей страстью к йогуртам в «Пятерочке» на углу. «Птица, ты норм? Мы же обычно так не делаем», — звенело у него в голове. Он отмахнулся от своего раздвоения личности, а девушка обернулась на его голос. По ее повороту головы и приподнятым бровям Птица сразу понял, что она никак не собиралась сейчас заводить разговор со случайными прохожими. Девушка остановилась в паре метров от него, поправила оттягивающую плечо холщовую сумку с красным графическим принтом и вопросительно дернула бровями:

— Доктор йогуртовых наук?

Она слегка улыбнулась. Птица, вскочив со скамейки, рассеянно мялся, открывая и закрывая рот, как двоечник на экзамене.

— Простите еще раз, я просто... — Он потер шею сзади и неловко зажмурился. Девушка хмыкнула, поджала губы и, кивнув, протянула ему руку.

— Надя, — представилась она. — Можно на «ты».

«Когда-нибудь я буду более уверенным, и у меня отвалится жопа», — подумал Птица, отвечая на рукопожатие.

— Птица.

— Птица? Это кличка? — спросила Надя. Птица непонимающе замялся, отпуская ее руку.

Дело в том, что Птица всегда был... ну, Птицей. В его голове эхом пронеслись голоса всех, кто когда-либо его так называл. Он был уверен, это — его имя. Никто никогда не просил пояснить его странность, наверное, поэтому Птица не так уж и много думал о том, как его называют. Все шло как надо. Как надо? Надо кому?

— Нет, это мое имя, — ответил Наде Птица.

— Твои родители явно оригинальнее моих.

«Где мои родители?»

— Мне нравится твое имя, — сказал Птица вслух. Она окинула его взглядом.

— Мне тоже, но ты не можешь отрицать, что твое как минимум странноватое. У тебя в паспорте так и написано — Птица?

— В паспорте?

— Да...

Птицу охватило жужжание, казалось, в мозгу копошился рой толстых блестящих жучков, ползающих между его извилинами. Что-то тут было не так. По лицу Нади пробежала тень беспокойства, ее взгляд блуждал по нему, пока не остановился на подбитой скуле, о которой Птица успел на пару минут забыть.

— Ты в порядке, Пернатый? — проговорила Надя.

Пернатый, пернатый, пернатый. Птицу прошило током, над головой в очередной раз прогремело, начал накрапывать дождь. Надя все стояла напротив, явно не понимая, что происходит с ее новым знакомцем с чудаковатым именем и влюбленностью в йогурты.

В голове Птицы открылся тяжелый том, ударился монументальной обложкой о стол в проходе между стеллажами, подняв облако пыли. Его рука забегала по строчкам, смахивая толстенный слой плотной серой пылищи со страницы. Сначала Птица ни черта не разбирал, а потом склонился над столом, упираясь в него руками, и внимательнее всмотрелся в текст. Прочитать он смог всего лишь одну фразу: «Вот же угораздило так глупо упасть».




TOP

Власть

Tags